Этот стул их спас.
Потому что Лита упала и захохотала, хотя было очень больно. Лесник кинулся к ней.
– Господи, ты ударилась?
Лита смеялась, лежа на полу, и не могла остановиться.
– Это французская кинокомедия, – говорила она. – Я не буду вставать. Я хочу заниматься с тобой математикой. Ма-те-матикой. А стул сломался. Придется заниматься на полу… – и она хохотала. Это было похоже на истерику.
Лесник постоял немного, глядя на нее – и лег на пол рядом с ней. Потом обнял ее.
От этого, конечно, Лита быстро притихла. Только сказала:
– Я не уйду. Даже не пытайся меня выгонять.
***
В принципе, лежать здесь было удобно – ковер был мягкий. Они лежали рядом на полу, настольная лампа светила в потолок.
– Знаешь, кто мы? – наконец спросила Лита.
– Космонавты, – вдруг серьезно ответил он.
– Правда?
И Лита стала смотреть на свет от лампы на потолке. Действительно, они одни в космосе. Рядом, с той стороны, где нет Лесника, на расстоянии вытянутой руки уже начинается вакуум. Никого нет.
Похоже, она начала заражаться его тотальным одиночеством.
***
– Сегодня тетя разговаривала с сестрой. Знаешь, что сказала Юлька? – спросил Лесник, глядя в потолок. – Она сказала: почему вообще каждый раз, когда я должна рожать, случается какая-нибудь беда?
– Беременные женщины невменяемые, – отозвалась Лита.
– Но она права… Интересно, если я умру, меня будет кто-то хоронить, или я останусь в морге в холодильнике? Ты не знаешь, что вообще делают с трупами, которые никто не забирает?
– Лесник, ты тоже невменяемый. Что ты несешь?
– Знаешь, получается, что чтобы ты ко мне пришла, я должен был заболеть. Я согласен на такой расклад. Но только если я умру – какой во всем этом смысл?
– Что ты заладил, что умрешь? Кто тебе сказал, что ты умрешь?
– Мне иногда кажется, что я уже умер. Если ты ни в ком не отражаешься, то тебя как бы нет. Это как зеркало. Знаешь, что когда нет человека, который смотрит в зеркало, то в зеркале тоже ничего нет?
– Да? – Лита села. – Я никогда об этом не думала… У тебя есть зеркало? Я хочу проверить.
Он рассмеялся.
– Лита, ты ужасно смешная.
Она снова легла рядом с ним на пол. Так было спокойнее.
– А знаешь, из чего состоит человек? – вдруг спросил он.
– Из воды… – отозвалась Лита.
– Нет, из страха.
– Что?
– Из страха. Вот я, например, боюсь, что ты будешь приходить ко мне из какого-нибудь чувства долга. Еще я ненавижу, когда больно. Я боюсь, что будет так же, как после операции. Когда в лучшем случае придет медсестра и наорет на тебя. И если мне станет совсем плохо… Ладно, неважно.
Он снова замолчал. Космос надвигался.
– Лесник, скажи, ты сейчас рисуешь?
– Нет.
– Почему?
– Тетя мне сказала, что мой отец хорошо рисовал. Это ей мама, оказывается, рассказывала. Мне она этого никогда не говорила … И я понял, что почему-то не могу больше рисовать.
Лита посмотрела на него и поняла, что это опасная тема.
– А у моего папы родился ребенок, – быстро сказала она, чтобы перевести стрелки на себя. – Типа, мой брат. А мне это пофигу. Хотя я раньше мечтала о брате. Папа мне недавно звонит и говорит: «Мы летом с малышом и Наташей, – это его жена, – поедем на море». И позвал меня с ними. Смешно.
– А я, – вдруг отозвался он, – никогда в жизни не видел моря.
– Да??
Лита не знала, что ответить. Не чушь же какую-нибудь: «Ну, у тебя еще все впереди…»
– Но зато, – вдруг сказал он и сел, – спорим, ты никогда не видела столько земляники, сколько я? У нас в лесу ее можно собирать и есть столовой ложкой. Ты бы ела ее столовой ложкой?
Лита посмотрела на него, и ее прямо пронзило – столько тоски было у него в глазах, сколько, похоже, никогда не стояло у Литиной кровати по утрам.
– Лесник, ты что?
– Не обращай внимания. Ты же говорила, что каждый имеет право быть слабым. Ну вот. Ела бы ее столовой ложкой?
Лита не ответила.
– Знаешь, я как в Москву переехал, все пытался его найти… Ну, своего отца. Но так и не нашел. Так и не нашел. Теперь уже не найду…
Он замолчал, потом продолжил совсем про другое:
– А мне тетя вчера устроила про тебя допрос. Сказала, что никогда не видела у меня такого безумного лица.
– Да?
– А я ей сказал, что лучше журавль в руках, а не в небе. А она начала плакать и говорить, что я, видимо, совсем тронулся. Она меня не поняла. А мне тоже иногда кажется, что я совсем тронулся…
– А я согласна на землянику столовой ложкой, – ответила Лита.
***
Потом все-таки они вылезли из своего космического корабля, сели за стол и стали заниматься математикой. Лесник принес из другой комнаты стул покрепче. Лита, правда, не могла сосредоточиться и ничего не понимала, и Леснику было плохо, это было очевидно. Но он упорно объяснял ей какие-то примеры с логарифмами. Пока наконец она не швырнула ручку и не сказала:
– Я больше не могу.
Он выдохнул и положил голову на стол. Так они сидели в тишине, а потом он вдруг сказал, не поднимая голову:
– Я хочу сходить в церковь.
Лита оторвала взгляд от настольной лампы и уставилась на него. Он добавил:
– Я весь год выяснял отношения с Богом. Больше не могу.
– Хочешь, я с тобой? – после паузы спросила Лита.
– Да. В воскресенье, послезавтра. Ты сможешь? Я уеду в следующую пятницу. И неизвестно, что будет дальше...
Он помолчал.
– Я тут один раз решил сходить. Вышел… И на улице потерял сознание. Пьяный сосед шел, помог мне дойти обратно до дома… – Он поднял голову и посмотрел на Литу. – Интересно, Богу я тоже не нужен?
Лита молчала, рисуя в тетрадке круги. Потом сказала:
– Если бы Бога не было, человек бы умер от одиночества. Помнишь? Это ты говорил.