– И поэтому тоже. Сестра нашла какого-то врача в Свердловске, какое-то светило. Возможно, надо будет делать химию. На химии должен присутствовать кто-то из родственников. Тетя не может, у нее гипертония. Сестра не может, она должна рожать второго ребенка. Извини, я не могу связно рассказывать...
– Саша, привет! – раздался вдруг из прихожей голос Екатерины Георгиевны. Она вернулась с работы.
Они вздрогнули оба. Лита быстро встала с пола. Лесник остался сидеть.
Тетя вошла в кухню.
– Здравствуйте, – очень вежливо сказала Лита. – Я принесла лекарство.
Повисла пауза. Тетя переводила взгляд с Лесника на Литу и обратно.
– Добрый вечер, – наконец ответила она.
– Деньги я отдал.
– Ну, я пошла, – пробормотала Лита и быстро ушла в прихожую.
Лесник поднялся, вышел за ней.
– Я приду завтра, после школы, – сказала она тихо и выскользнула за дверь.
***
Лита ушла, чтобы четыре часа ходить потом по московским лужам. Она не поехала, как обычно, к Феде, позвонила из автомата, сказала, что не приедет, и повесила трубку. Без объяснений. Бродя по улицам, она начала потихоньку возвращаться в реальность.
То есть, получается, пока она жила на вершине Эвереста, он лежал в реанимации.
Один. Все это время он был один. Больной. Все это не укладывалось у Литы в душе.
Ей хотелось вернуться и лечь у него под дверью. До завтра провести это время так.
Глава 12
***
На следующий день ко всему прочему Литу вызвали на педсовет в школе. Директор, завуч, еще кто-то из гороно. В общем, все, кого нужно бояться. Лите было все равно. У нее на дверях, на доске, даже на асфальте под окном было написано светящимися буквами «Лесник». Больше она ни о чем не могла думать. Вела себя на этом педсовете так, как будто она тут ни при чем.
– Конец третьей четверти выпускного класса, – сказала директриса. – У Литовченко три двойки в четверти – математика, физика, литература. Прогулы, ненаписанные контрольные, ненаписанные сочинения. Что мы будет делать?
И тут за Литу вступилась классная, Зинка.
– Мы с Лидой говорили, – сказала она. – У нее были сложные семейные обстоятельства...
Лита с удивлением на нее воззрилась. Когда это они говорили? Зинка ответила ей таким взглядом – мол, попробуй только что-нибудь возрази.
– ...Лида в каникулы все наверстает. – Снова взгляд на Литу. – Она возьмет все задания, все контрольные, напишет все сочинения. Она умная девочка, все сможет наверстать…
В общем, ее отпустили. В коридоре ее догнала Зинка:
– Литовченко, – сказала она, – твой последний шанс.
– Спасибо, – ответила Лита. – У меня, правда, на каникулы были планы поинтереснее.
– Твой последний шанс, – ледяным тоном повторила Зина. – Или хочешь кончить школу со справкой вместо аттестата?
***
После школы Лита, не заходя домой, поехала к Леснику.
Но как будто не было вчерашнего дня со всеми объяснениями. У него снова был взгляд беспризорника, сына дворничихи. Он снова был в себе. Как черная дыра, которая сама себя съела. Человек, у которого все связи с внешним миром порваны. Тотальное одиночество, как в Литином питерском сне.
Он чертил какой-то чертеж.
Когда Лита почувствовала, сколько там всего стоит за его молчанием, ей больше всего захотелось впасть в ступор. Но сейчас она не могла заморозиться. Лесник был один. Ему было плохо. И ко всему прочему он уезжал.
– Меня выгоняют из школы, – сообщила она радостно. – Единственный выход – все каникулы, которые начнутся с понедельника, кучу всего сдавать.
Он отвлекся от чертежа и мрачно на нее посмотрел. Потом сказал:
– У меня есть почти неделя. Если там физика или математика, могу попробовать что-нибудь посмотреть. Тетя всю эту неделю будет работать.
Есть! Один - ноль.
– Спасибо! Что она вчера сказала, кстати?
– Я не помню.
Да, похоже, ничего хорошего. Один - один.
– Может, прямо сейчас начнем? – бодро спросила Лита, усаживаясь и раскладывая учебники.
Он ничего не ответил, потом отбросил свой карандаш, сел, взял подсунутые Литой книги и тетради, стал внимательно смотреть. Она сидела рядом, не сводя с него глаз. Он так погрузился в эти ее тетрадки, что можно было на него уставиться.
– Лита, – в какой-то момент он оторвался от тетради и даже почти улыбнулся, два - один. – Я так не могу сосредоточиться.
– Почему? – наивно спросила Лита.
– Потому что у меня и так мозги не работают.
Это два - два или три - один?
Он стал снова смотреть в учебники, тетради, смотрел на Литину пару за самостоятельную, трояк за домашку, хмурился, потом вдруг отложил тетради и как-то невнятно сказал:
– Нет, я, наверное, не смогу.
Вот тебе раз. То есть два - три.
– Почему? – упавшим голосом выдавила Лита.
Он не ответил, медленно встал и вышел из комнаты.
Лита сидела, сидела, потом поплелась за ним. Он стоял на кухне, смотрел в окно.
– Ты уверена, что не должна быть сейчас в другом месте? – вдруг спросил он, не отрываясь от окна, когда она вошла.
Елки, откуда он все знает? Да, она должна была сейчас быть у Фреда.
– Ты за ночь успел чего-то себе надумать, да?
Он промолчал.
– Хочешь, – вдруг резко сказала Лита, – чтобы я ушла и не мешала тебе тут утопиться в твоем одиночестве? А вот хрен тебе. Я буду тут сидеть.
Она вернулась в комнату, села за стол. У нее была дурацкая привычка, когда она сильно волновалась, раскачиваться на стуле. И в тот момент, когда он входил в комнату и хотел что-то сказать – что-то тяжелое, Лита это почувствовала, - она как раз качнулась назад, и тут стул под ней сломался и она полетела спиной на пол, по дороге головой ударившись о спинку кровати.