Лесник и его нимфа - Страница 34

Митя хохочет. Крюгер загадочно улыбается. Лита наконец поднимает голову и смотрит на них удивленно. Похоже, каждый из них имеет в виду что-то свое.

***

Однажды Кларнетисту на неделю кто-то одолжил синтезатор. Лита всю неделю не отходила от этой штуки. Спала рядом с ним. После этого даже Кларнетист вынужден был признать, что она сумасшедшая.

Когда они первый раз увиделись у Крюгера, Кларнетист смотрел на нее, как смотрят на насекомое в чае (Лита так тогда подумала). Когда Лита открыла рот и спела, то заслужила от него одно слово: «Круто». Это была высшая похвала.

Кларнетист учился в консерватории и мог играть, кажется, на всем, во что можно было дуть. При этом он был из семьи с папой-дипломатом и в детстве жил с родителями за границей. Он любил про это рассказывать, Лита любила про это слушать. Она ведь умела слушать. Непонятно, на чем они больше сошлись – на музыке или на этих рассказах.

Вообще, когда она разговаривала с Кларнетистом, ей приходили в голову всякие интересные мысли. Например, если она испытывает восторг и приступы полноты бытия – значит, это должно быть где-то изначально? Должен быть первоисточник?

***

В феврале Лита крестилась. Креститься она поехала с Манькой за компанию. Манька к тому моменту уже успокоилась по поводу своей беременности, повеселела и ходила животом вперед.

За два дня до крещения Лите приснился сон – церковь, и в ней сделан эскалатор, обычный длинный эскалатор, как в метро. Она одна ехала вверх. А навстречу ей ехало много людей. Лита знала, что все они ехали с крещения – у них были какие-то удивительные лица. Они все ехали вниз, а она одна на пустом эскалаторе – вверх.

***

Они приехали к храму на час раньше – Лита как всегда все перепутала. Манька, несмотря на свое почтенное состояние, совершенно не изменилась. Она забралась с ногами на лавочку в скверике перед храмом, потому что само сиденье было мокрым, и достала из сумки роман про любовь.

– У меня тут очень клево, – сказала она, уткнувшись в книгу.

Интересно, Маньке не хватало любви в обычной жизни, чтобы так вбиваться в роман?

Лита молча сидела рядом и разглядывала деревья.

Но во время крещения Манечка была очень серьезной, не присела ни разу, несмотря на седьмой месяц, и в конце даже заплакала.

Священник, который их крестил, уже после вдруг грустно сказал, глядя на Манькин живот:

- А у меня дочка – ваша ровесница. Уехала вот с каким-то художником…

И вздохнул. Лита не удержалась, вздохнула вместе с ним.

После крещения она ехала в метро на эскалаторе и чувствовала – через куртку – запах мира, которым ее мазали.

Потом проводила Маньку и поехала одна на ту крышу, где они последний раз были с Лесником.

Внизу было уже почти темно, но когда она вылезла наверх – заорала от восторга. Здесь, над самым горизонтом, над домами и всеми обитателями серого города сияла огромная розовая полоса. Лита стояла на крыше, как на башне Бальмонта, и смотрела на этот след от солнца.

Первый раз в жизни у нее было ощущение, что ее домик расширился до неба. До всего мира.

***

В начале марта Лита познакомилась с Фединым сыном. Фединой жене нужно было лечь

в больницу, и на четыре дня она оставила ребенка у папы.

Лита заехала к Крюгеру за какой-то ерундой – а там оказался Егорка. Он первый стал ей что-то рассказывать, Лите оставалось только к нему проникнуться.

Ему было почти пять лет – то есть столько же, сколько племяннику Лесника. Лита вдруг вспомнила, как Лесник сказал про племянника – «как будто младенец Христос у нас поселился».

В общем, четыре дня она гуляла с ребенком в парке, читала ему, играла в прятки и даже что-то готовила – кашу, например, варила первый раз в жизни. Домой она уезжала только ночевать. Фредди, похоже, был ей благодарен. Сам он как-то участвовал в жизни своего сына, но без энтузиазма.

На четвертый день, когда Лита вернулась с Егоркой из парка – они ввалились в квартиру все в снегу, – к ним в прихожую вышла женщина.

– Мама! – заорал Егорка.

Лита тогда в первый раз увидела бывшую Федину жену. Она была очень худая и очень красивая. Обняла заснеженного сына.

– Ну что, едем домой? – спросила она.

– Давай Литу возьмем? – попросил Егорка.

Лита и Федина жена рассмеялись.

Потом Федина жена стала собирать Егоркины вещи. Лита молча на все это смотрела.

– А где Фред-то? – наконец спросила она.

– Не знаю, – ответила его жена. – Как он вообще?

Что Лита могла на это сказать?

– По-разному.

– А ты – Лита? – вдруг спросила Федина жена. – Про тебя все говорят.

– Да? – тупо спросила Лита. – Кто – все?

Федина жена не ответила. Продолжала собирать вещи. Потом как-то странно посмотрела на Литу. Хотела что-то сказать. Но почему-то не стала. Хотя было же очевидно, что Лита вне этой череды Фединых девиц. И Лите показалось, что эта женщина все еще любит его. Или не его уже, а то пространство, которое он создавал вокруг себя.

Конечно, быть Фединой женой невозможно.

А Егорка перед уходом вдруг крепко обнял Литу и сказал: «Люблю тебя…» Это было первое в жизни признание в любви, которое Лита услышала.

***

Все у них получалось из какофонии, бардака и творческого безумия. На одном из первых выступлений в каком-то приличном месте вроде ДК они так разошлись, что сломали стойку от микрофона.

Тогда у них был еще блаженный акустический состав. Лита, открыв рот, слушала, как звучат вместе баян и виолончель. Крюгер умел соединять несоединимое.

И ведь ничего почти не сохранилось от того короткого периода с Литой. Никаких записей. Это осталось только в памяти тех, кто видел и слышал.