Лесник и его нимфа - Страница 27

– Нет, я сама, – испугалась Лита.

Он все же помог ей снять и кроссовки, и куртку, потом бодро сказал:

– Идем смотреть твою руку.

С трудом она доковыляла до ванны и села на край. Он принес какие-то пузырьки, вату и бинт. Взял ее замотанную в шарф руку. Посмотрел ей в лицо.

– Отвернись.

– Я постараюсь не орать. А то твоя тетя очень удивится. А если она, кстати, решит пойти

в туалет – а тут такое?

Туалет был совмещенный.

– Да, точно, – Лесник закрыл дверь на щеколду. – Придется сказать, что у меня понос.

Лита почти рассмеялась, потом закусила губу и приготовилась терпеть. Он что-то там делал с рукой, мыл, чем-то обрабатывал. Как будто каждый день имел дело с порезанными руками.

– Я думаю, – наконец сказал он, – что здесь без врача не обойтись. Надо зашивать.

– Что?! Нет, только не это.

– Хорошо, завтра решим.

Когда он бинтовал, Лита повернулась и смотрела, что он делает. Руки у него были очень красивые, с длинными сильными пальцами – это Лита заметила еще в первый день, когда они у него на работе пили чай.

– Вам бы хирургом быть, – сказала она.

Когда правая рука была забинтована, он взял левую, стал мыть с мылом под краном. С руки текла черная вода.

– Хорошо, что мне плохо, – сказала Лита, отворачиваясь от этого позора. – А то бы я умерла от стыда. Но сейчас мне все пофигу.

– Это хорошо. Есть хочешь?

– Нет. Голова дико болит.

– Чай?

– Да.

– Тебе нужно лечь. Я тебе принесу чай. И таблетку от головы.

– И куда же я лягу?

– Это ты не беспокойся. Я все равно сегодня не собирался спать – у меня колок завтра по физике.

– Ах да, колок. Кстати, а как же Леночка?

Он проводил ее в комнату, дал какие-то тренировочные штаны, шерстяные носки. Мягко попросил переодеться и вышел, захватив ее куртку.

Когда он вернулся, Лита сидела на кровати, завернувшись в одеяло, и смотрела в одну точку.

Он положил ее куртку на батарею – оказывается, он постирал ту часть, где был окровавленный карман.

– Хорошо, что мне плохо, – снова сказала Лита. – А то мне было бы жутко стыдно.

– Вот чай. И градусник.

Лита взяла чашку в здоровую руку, градусник – в перебинтованную, и сидела так, не соображая, как одновременно что-то сделать с этими двумя предметами. Наконец она сказала:

– Я поеду домой.

Он взял у нее из рук чашку.

– Ты как царь со скипетром и державой. Градусник ставь.

Лита послушно поставила градусник.

Он вручил ей чашку и сел за стол. Смотрел в свои учебники, периодически глядя на нее. Она молча пила чай. Вдруг он сказал:

– И выкинь из головы все, что я тебе говорил. Ну, что ты там рабыня Изаура… И всякую другую чушь.

– Нет, ты был прав. Ты попал в точку. Я не свободная совсем. Ты попал в точку… Ты презираешь меня?

– Что?

– Я поеду домой. Скажи, пожалуйста, честно только – ты презираешь меня?

– Думаешь, мне больше нечего делать?

– Презираешь, да?

– Господи, нет, конечно! Ты бредишь? Лита, ложись, пожалуйста.

Она осталась сидеть, тихонько раскачиваясь. Через минуту спросила:

– А Леночка – это кто? Это та девушка у тебя на работе?

– Какая та девушка?

– Лесник, у тебя есть девушка?

– Нет. Давай я налью тебе еще чаю.

– А почему? Почему у тебя нет девушки? У тебя непременно должна быть девушка.

– Хорошо, заведу девушку. Лита, тебе нужно лечь.

Лита легла, накрывшись одеялом.

– Ты посидишь здесь?

– Конечно.

Он сидел с ее чашкой. Настольная лампа чуть-чуть освещала его. Лита смотрела на свет.

– А когда я болею, мама на меня всегда ругается, – вдруг сказала она. – Говорит: я тебе говорила не ходить без шапки! Лесник… а я сегодня хотела спрыгнуть с поезда. А какой-то мужик меня спас. Не говори мне только ничего… – она снова села. – Зато я поняла, что умирать не хочу. И жить тоже не хочу. Я хочу стать своей бабушкой…

– Дай-ка термометр. – Он поднес его к свету. – Господи, у тебя тридцать девять и девять.

– Да? И что это значит?

Он с тревогой стал на нее смотреть. Лита продолжала:

– Бабушка ничего не хочет и ничего не может. Это лучше всего.

– Лита, так, все-таки выпей аспирин. И… Ладно, он сейчас подействует, там посмотрим… У тебя болит что-нибудь?

– Да, кирпичи. Лесник, не уходи, – она снова легла.

– Я не ухожу, я здесь. Может быть, лучше вызвать скорую?

– Нет, нет, нет. Если ты вызовешь скорую, я убегу через окно. Утеку… А знаешь, что бездомную собаку если погладишь, нужно потом обязательно мыть руки.

– Так…

Потом она снова села и вдруг, глядя на него сухими глазами, без перерыва с жутким отчаянием стала говорить:

– Я не хочу жить. Я не могу так жить. И по-другому не могу. Я не хочу кончать с собой. Но и жить не хочу. Не хочу. Не хочу жить, понимаешь? Не хочу жить.

Она как будто не находила себе места, стала вставать куда-то с кровати. Он быстро сел рядом, обнял ее и держал так, а она все повторяла и повторяла эту фразу про «не хочу жить», потом наконец замолчала, но он не отпускал ее, пока, наверное, аспирин не подействовал и она не заснула у него в руках. Он уложил ее, укрыл одеялом – и сидел рядом, не сводя с нее глаз. Если бы она видела, с какой нежностью и печалью он смотрел на ее лицо.

Потом, как будто очнувшись и взяв себя в руки, он решительно встал, сел за свой стол, раскрыл учебник физики – и так сидел, глядя на одну и ту же страницу. Ни к какому коллоквиуму он так и не подготовился.

***

Тетя вставала в семь. Саша к этому времени перенес все Литины вещи в свою комнату. Когда Екатерина Георгиевна стала копошиться в кухне, он, как настоящий конспиратор, разделся, вышел, изобразив из себя вылезшего из кровати человека, поздоровался и сказал тете, что пошел спать дальше. В комнату тете больше незачем было заглядывать. Он вернулся, оделся и снова сел за стол, пытаясь читать учебник.